Пугачёвский атаман (2)

1, 2

ПЕРВЫЕ НЕУДАЧИ

Отшумели мартовские бураны. Заслезились сосульки с крыш и подоконников. Почернели дороги. После морозных утренников ласково пригревало солнце.
Легко дышалось труженикам земли уральской весной 1774 года — все жили надеждами на светлое будущее и прославляли мужицкого царя за дарованную народу волю.
Атаманы Пугачёва держали в осаде уральские города: Чика-Зарубин стоял под Уфой, Кузнецов — под Кунгуром, Грязнов — под Челябой, Белобородов окружил Екатеринбург.
Встревоженная Екатерина посылала крупные воинские отряды против Пугачёва и его полководцев. Дворянство России поднималось на защиту своих потомственных прав и привилегий.
Белобородов написал донесение о своих боевых успехах и отправил его под Оренбург Пугачёву с тремя доверенными. Среди них был грамотный нижнесергинский конторский служитель Володимиров. Не знал Иван Наумович, какую злую роль сыграет в его судьбе этот молодой человек. Посланцы довольно быстро вернулись, но без Володимирова, отставшего под Уфой. Они привезли с собой манифест Пугачёва, в котором сотник Белобородов был пожалован в чин полковника.
Иван Наумович ввёл в своём войске железную дисциплину, сам обучал воинскому строю, стрельбе из мушкетов¹ и пушек, сурово наказывал за проявление национальной вражды и розни.
— Белая борода — сердитый начальник,— говорили башкиры, но хвалили за справедливость.
Был поздний вечер. Небо ярко вызвездило. Иван Наумович объезжал караулы. Под копытами коня чавкала грязь.
Беспокоила участь Илюшки, которого он послал в Кунгур,— пятый день не было парня. Пришлось взять Ефима, сироту из Утки Демидовой, но далеко ему было до бойкого и смышлёного Илюшки.
В господском доме, где жил полковник Белобородов, вместе с ним поселился и его конвой — медянские и богородские мужики, не очень знатные воины, зато земляки.
Иван Наумович, застал их за ужином.
Сидели земляки на ковре, хлебая из общего котла жирные щи с бараниной. На камине сушились портянки.
— Садись с нами, Наумыч. Промялся, поди...
Иван Наумович вытащил из-за голенища деревянную ложку и подсел к котлу. После ужина беседовали.
В дверь постучали, и вбежал встревоженный Верхоланцев.
— Беда, Наумыч! Большая воинская сила наступает на Уткинский завод. Неприятель занял Илимскую пристань.
Белобородов быстро, по-солдатски вскочил на ноги.
— Коня!
Ударили в набат, и войско тронулось в поход на Утку Демидову. Противник не заставил себя ждать. Точный огонь десятка пушек сделал проломы в стене, окружавшей завод. Солдаты пошли на приступ.
В этом бою отряд Белобородова потерпел тяжкое поражение. Оставив Шайтанку, Ревду и Билимбай, Иван Наумович отступил на юг.
Ливший пушки Каменский завод был занят правительственными войсками, зато впереди ожидал верный Пугачёву Багаряк, но Иван Наумович спешил в Касли, где надеялся пополнить ряды своего войска, сильно поредевшие после поражения под Уткой. Каслинские мастеровые охотно откликнулись, так что пришлось из них образовать новую сотню, а командиром над ней назначен был Верхоланцев.
В Каслях нашёлся пропавший без вести Илюшка Чеканов. Оказывается, побывал он и в Кунгуре, и дрался за родной Шайтанский завод.
— Ну и что? Как Кунгур?
— Худые вести, Иван Наумыч. Под Кунгуром наше войско разбито. Атаман Кузнецов попал в плен, а может быть, и убит. Не удержали и Шайтанку.
Старый капрал горько задумался.
Он дал своему войску трёхдневный отдых. На четвёртый конные разъезды донесли, что противник занял деревню Рыбникову, и Белобородов, разделив свой отряд на две части, ударил на врага, не ожидавшего внезапного нападения в лоб и с тыла. Деревню освободили, но на помощь воинской команде уже шли главные силы под командой майора Гагрина.
Белобородовцы встретили противника у засек перед заводом, но артиллерийский огонь быстро уничтожил преграду. Пришлось отступать в завод. Жаркая схватка завязалась на площади перед конторой. Два штыка пронзили грудь славного пугачёвского сотника Оськина, и отряд его бросился врассыпную. Тогда всю тяжесть удара приняли на себя отряды Верхоланцева и башкирские конники Егафара Азлаева. Навстречу им мчался эскадрон драгун. Лихо сражались башкиры, но драгуны победили воинской выучкой, отряд Егафара рассеялся. Тогда Иван Наумович скомандовал отступление. Только ночь спасла его отряд от полного уничтожения.
Синей весенней ночью группы всадников и пеших двигались тропами и просёлками в неприступные лесистые горы Юрма. По пути присоединялись всё новые партии беглецов, и каждый старался поглядеть на ссутулившегося в седле сурового человека.
— Жив, Наумыч? Не ранен?
Да, он был цел и невредим и нёс в своём сердце горе этих людей. Рядом с ним ехал Верхоланцев. Кафтан его был изорван, голова перевязана, лицо почернело от порохового дыма. Он тихо постанывал от боли, повязка почернела от крови.
— Крепись, Дементий, крепись,— ободрял его Иван Наумович.— Мне тошней твоего: я за всех в ответе.
В это время из рощи показался конный отряд. Думали, опять драгуны, но передний весело крикнул:
— Салям!²
Это был Егафар со своей башкирской сотней. Обрадованный Иван Наумович обнял верного сотника и двинулся дальше.
Величественно высились впереди горы, такие близкие и такие далёкие. Вершины их густо чернели на светлеющем небе. Звёзды трепетали и гасли, только одна, самая яркая, искрилась над шиханами³. Дольше всех светила она усталым путникам — звезда надежды.
¹ Мушкет — ружьё.
² Салям! — здравствуй!
³ Шихан — утёс на вершине горы.

С ПУГАЧЁВЫМ И САЛАВАТОМ

Ясным весенним утром рано проснулся лагерь Пугачёва. Башкиры купали в Яике косматых быстроногих лошадей. На свежей зелени луга белела юрта Пугачёва. Вдали догорала Магнитная. При взятии этой маленькой крепостцы Пугачёв был ранен в руку и теперь сидел бледный среди своих атаманов. Вчера только подошёл к нему с малым отрядом Афанасий Овчинников, потерявшийся под Татищевой, и это была великая радость. Пугачёв сокрушался:
— Жаль Хлопушу, Витошнова, Шигаева. Чика-Зарубин попал в плен к злодеям.
От горы Атач примчал дозорный, конь в мыле, сам перепуганный.
— Солдаты идут! Не меньше тысячи...
— На конь! — зычно скомандовал Пугачёв.
Вдали показались стройные колонны пеших и конных, везли пушки и снарядные ящики. Над рядами колыхалось кумачовое знамя. Впереди ехал старик в поношенном капральском мундире и воинской треуголке.
Передовой отряд был хорошо вооружён, и люди молодец к молодцу, и песню пели не солдатскую, свою:

Ходи браво, гляди прямо,
Говори, что вольны мы.
Ой ли, ой люли!
Говори, что вольны мы.

— Ура! Наши идут! — закричали пугачёвцы. Это был отряд Белобородова.
Пугачёв обнял и троекратно облобызал старого воина, а тот глядел на батюшку и сравнивал этого чернобородого плечистого казака с тщедушным глуповатым юнцом, которого видел однажды на параде. А этот уставил на него взгляд проницательных чёрных глаз, будто в душе читал.
— Слышали мы о твоих славных делах. Стало быть, верой и правдой служишь мне. Стало быть, веришь в меня?
— Верю, государь,— твёрдо ответил Иван Наумович.
Вечером собрали военный совет. Пугачёв предложил идти на Троицк.
— Только пушек у нас мало.
— Пушки можно добыть в ближних форштадтах¹,— посоветовал Белобородов, и все с ним согласились.
По пути к Троицку было взято несколько небольших крепостей с пушками.
Гарнизон Троицкой крепости оказал сопротивление, но после упорных боёв повстанцы наконец ворвались в город. Однако к Троицку уже подходил сибирский корпус генерала де Колонга. Волей-неволей приходилось сражаться с сильным и опытным противником.
Первой в бой ринулась башкирская конница, но, встреченная ружейным огнём и картечью, отхлынула и смяла шедшие за ней пехотные сотни. Неприятельская кавалерия ударила на расстроившиеся ряды пугачёвцев, и они обратились в бегство. Степь покрылась бегущими в панике толпами. Врагу достались и захваченные в крепостях пушки. Тысячи полегли в молодой ковыльной траве, остальные рассеялись по степным просторам. Спаслось человек пятьсот вместе с Пугачёвым. Спасся и Иван Белобородов. Он сумел с отборными частями своего войска пробиться сквозь вражеское окружение и ушёл в горы. Там снова встретился с Пугачёвым.
— Оплот твой — горные заводы,— говорил ему Белобородов.— Здесь найдёшь и людей и железо. Урал тебе даст оружие и храбрых солдат.

Армия Пугачёва снова стала расти не по дням, а по часам. На горных заводах встречали его с колокольным звоном, хлебом-солью. Стар и млад записывались добровольцами в его войско.
Ивану Наумовичу был дан приказ взять Красноуфимск и теперь он неторопко ехал по лесной горной дороге, полной грудью вдыхая смолистый сосновый запах.
Посланный в разведку Илюшка доложил, что впереди — река, а на другом её берегу горят костры и стоит башкирская конница в несколько сот сабель.
— Вот это добро,— сказал Иван Наумович.
Вот и река блеснула меж кустов ольховника. На другом берегу башкиры кричат, руками машут, показывают брод на перекате. Переправились на мелком месте. Навстречу выехал предводитель — молодой красавец в рысьей шапке, в кольчуге.
— Салям, аксакал!²
Это был знаменитый в Башкирии батыр, поэт и воин Салават Юлаев.
Он повёл гостя в походный шатёр, где на полу был разостлан узорчатый бухарский ковёр, и проворные джигиты³ принесли кумган⁴ с кумысом, миску с мёдом, варёную баранину и груду лепёшек.
— Куда путь держишь, ата⁵? — спросил Салават.
— На Красноуфимск.
— Якши... Подмога нужна?
— Нужна, Салават.
Салават обещал прийти на рассвете под Красноуфимск. Повеселевший Белобородов повёл свой отряд дальше.
Не доходя до города, остановился и расставил пушки. Едва забрезжило утро, они ударили по крепости залпом, и тотчас же из лесу вынеслась конная лава. Салават сдержал своё слово. Красноуфимский гарнизон не выдержал бешеного натиска и обратился в бегство. На плечах отступавших башкиры и русские ворвались в город. Гарнизон был разгромлен. Его командир с несколькими всадниками ускакал в Кунгур.
Салават и Белобородов наблюдали за сражением с горы, которая с тех пор называется Атаманской.
¹ Форштадт — небольшая крепость, сторожевой пост.
² Здравствуй, старик (белая борода)!
³ Джигиты — молодцы.
⁴ Кумган — кувшин.
⁵ Ата — отец.

НА КАЗАНЬ!

Пугачёв со своим войском вступил в Богородское. Никогда село не видало такого многолюдства. Всё население выбежало на улицы. Встречали своих земляков из отряда Белобородова.
Ненила Федотовна плакала от радости, обнимая мужа.
— Не чаяла с тобой свидеться.
— Ну, не плачь. Заберу вас с собой.
В селе стало шумно и тесно. Башкиры разожгли на площади костры. В избах топились печи. Пахло дымом, мясным варевом и конским потом. Многоголосый гомон стоял над селом. Народ веселился, пел песни. Били в бубны и тулумбасы¹.
Пугачёв и Овчинников шли к дому Белобородова. «Мужицкий царь» в парчовом кафтане и алых шароварах милостиво улыбался народу и горстями кидал в толпу медные деньги. Белобородов усадил гостей за праздничный стол.
— Ну что, Наумыч, теперь в поход на Осу и на Казань.
Белобородов вздрогнул: больно широк был «государев» замысел.

Оса был торговый город, стоявший на Казанском тракте, близ Камы. Он имел и военное значение, и потому в нём находился гарнизон больше тысячи солдат при тринадцати пушках.
Когда Пугачёв подступил к крепости, комендант её, майор Скрипицын, сделал вылазку. Навстречу солдатам помчалась конница Салавата Юлаева, а вслед за ней отряды Белобородова и Овчинникова. Гарнизон поспешно отступил в крепость. На крепостных стенах уже стояли с зажжёнными фитилями канониры². Прогремели выстрелы. Салават Юлаев, всегда бывший впереди отряда, повалился с коня. Несколько всадников подхватили любимого полководца и вынесли из полосы огня.
Пугачёв приказал трубить отбой. Убедился, что город одной силой не взять,— в первом же бою оказались десятки раненых и убитых, и даже Белобородов получил лёгкое ранение в хромую ногу.
— Ты бы, Наумыч, не совался под пули,— попенял ему Пугачёв.
В тот же день созвал военный совет.
— Хочу послушать вас, господа енералы, как нам быть с Осой.
— Подкоп придётся делать,— предложил начальник артиллерии Чумаков.
— Из пушек в одно место палить,— советовал Творогов, ведавший канцелярией.
— Пушек мало, ядер и пороху мало,— ответил Чумаков.
Тогда заговорил Белобородов.
— Присоветую то, что у меня на опыте было. Подкатите телеги с соломой и берестой к крепости да зажгите. Стены-то ведь деревянные.
Пугачёв довольно усмехнулся.
— Молодец, Наумыч! Надо спробовать.
На другое утро «спробовали». За возами с соломой бежали толпы пугачёвцев. Зажгли, и пламя перекинулось сначала на стены, а потом и на ближние избы. В городе вспыхнули пожары. Поднялась паника. Жители приступили к коменданту.
— Из-за твоего упорства должны мы сгореть с семьями и со всем имуществом.
— Вон их какая сила — черным черно.
— Сдавай крепость!
И майор Скрипицын уступил. Он сам вышел к Пугачёву и на коленях просил милости. «Мужицкий царь» был в добром расположении духа, хлеб-соль принял, а майору сказал:
— Хоша вы много моих постреляли и любимого моего полковника Салавата тяжко ранили, дарую тебе жизнь и свою государеву милость. Останься при шпаге и служи мне честно. Будешь у меня полковником.
Из-за этого у Ивана Наумовича вышла первая размолвка с Пугачёвым.
Пугачёв бросил на него быстрый взгляд, буркнул про себя:
— Кого хочу, того и жалую.
Пугачёвская армия подходила к Казани. Путь её освещался пожарами — крестьяне жгли помещичьи усадьбы, расправлялись со своими угнетателями и толпами шли к Пугачёву:
До двадцати тысяч собралось под его знамёнами, когда он подошёл к Казани.
Генерал-губернатор Брандт выслал против него добровольцев из дворянского ополчения, «надёжнейших», но отряд был разбит наголову и сам его предводитель убит.
Вернувшись после победы в лагерь, Пугачёв всё же задумался.
— А ведь доподлинно неизвестно, какие у злодеев силы. Надо в саму Казань пробраться... Кто бы пошёл?
Полковники потупились и молчали — кому охота идти на верную смерть. Тогда Белобородов сказал просто:
— Я схожу. Кто меня, хромого старика, приметит?
Полковники обрадовались.
— Конечно, Наумыч, тебе способнее. Только мундир смени.
И вот на улицах Казани появился хромой нищий с сумой, ходил по базару, просил милостыню. Побывал и в кремле, прислушивался, приглядывался. Заметил великое смятение среди людей благородного звания и малочисленность воинской команды.
Вечером он докладывал военному совету:
— Войска у злодеев мало. Укрепления выстроены наспех. Покуда подмога к ним не подошла, надо идти на приступ. Места для штурма я выбрал.
И Пугачёв дал приказ утром начать приступ.
Чуть свет — протрубил сигнал к атаке. Командиры поднимали свои отряды. Беглым шагом прошли через Арское поле, одетое утренним туманом. Вброд перешли мелководную Казанку. Добежали до рогаток. Успех решила внезапность атаки. Пугачёвцы овладели большей частью города.
Иван Наумович невольно залюбовался Казанью. Перед ним высилась многоярусная башня Суюмбеки, сияли купола церквей и мечетей. Мимо вели пленных солдат, шли освобождённые из тюрьмы с измождёнными лицами. Ружейная и пушечная пальба не ослабевала, и над крышами Суконной слободы ярко взметнулось пламя. День был ветреный, и пожар быстро охватил весь город. Пугачёв вывел своё войско за его пределы. Несмотря на пожар, кремль, где укрылся противник, взять не удалось. И всё же Пугачёв праздновал эту временную победу. Та самая Казань, где он несчастным колодником сидел в тюрьме, ожидая сурового наказания, теперь лежала перед ним в тучах дыма и зареве пожара.
Но в самый разгар ликования в лагерь прискакал босоногий мужик и крикнул:
— Где государь? Солдаты идут.
Это был отряд Михельсона — хорошо обученные и вымуштрованные солдаты. Отряд был отлично вооружён, имел конницу и артиллерию.
Пугачёв понял, что предстоит решающее сражение, бой не на жизнь, а на смерть.
То одна, то другая сторона шли в атаку.
Пугачёв дал знак к общей атаке, и вот в смертный бой устремляются все — конные и пешие. От крика и топота содрогается всё поле. Железным строем стояли солдаты Михельсона. Им удалось рассечь армию Пугачёва на отдельные отряды и кучки. Вся его артиллерия была захвачена противником. Самому «батюшке» удалось пробиться к Кокшайскому перевозу на Волге. Михельсон доносил в Петербург: «На меня наступали с такою пушечною и ружейною стрельбою и с таким отчаянием, коего только в лучших войсках найти можно».
Армия Пугачёва, потеряв всю артиллерию, две тысячи убитыми и пять тысяч пленными, рассеялась по окрестным лесам. Сам он с остатками бойцов ушёл за Волгу.
Белобородов с уцелевшими богородцами укрылся в соседнем лесу.
¹ Тулумбасы — музыкальные инструменты.
² Канониры — пушкари.

РАСПРАВА

Последняя кровавая схватка разгорелась на опушке соснового бора. Белобородов сопровождал обоз с семьями повстанцев и ранеными. В его распоряжении было не более десятка способных сражаться и не более десяти ружей. С ним был Ефим из Утки Демидовой.
— Пушки подвозят,— сказал он, всматриваясь вдаль.
— Надо отходить,— скомандовал Белобородов, и, забрав скудные пожитки, все пошли в лес. Взял Иван Наумович и свою горемычную семью, пожитки сложил на коня, сам понёс на руках Марфутку, Ненила Федотовна вела за руку старшенькую Дуняшку.
Так добрались они до избы лесника, и тот их приютил. Ефим внёс в избу мешки с провизией.
Спускалась ночь. Накрапывал мелкий дождик. Тихо было в лесу. Но вот издалека донёсся колокольный звон и орудийный гул.
— Это Казань празднует свою победу,— сказал Иван Наумович.— Только ведь победа-то не конечная. Нас не будет, другие встанут на наше место.
Лесник благоговейно слушал своего нежданного гостя.
Уже все легли спать. Безмятежно посапывали во сне маленькие дочки. Не спал один Иван Наумович. Горькие думы бродили в его голове. Поход Пугачёва на Казань представлялся ему роковой ошибкой. Почему он не укрепился на заводах, где работные люди давали ему ратную силу? Почему задержался под Оренбургом?
Томила старого тоска по родному краю, по знакомым местам и близким людям. Но раз пошёл, надо идти до конца. Он верил, что Пугачёв спасся.
Утром Иван Наумович стал собираться в путь. Хозяин уговаривал пожить у него, пока всё успокоится, но Белобородов был непреклонен.
Обнял и поцеловал дочек и жену.
— Ежели не вернусь, иди в Казань. Там возле Булака живёт посадский Никитин, мой знакомец. Он поможет вам уехать. А покуда прощай и прости меня, родная моя! Береги детей. Может, не увидимся.
Белобородов заковылял по лесной тропе, за ним Ефим. Обернулся к нему и сказал:
— Отныне я Иван Шеклев. Запомни.
Едва своротили на Казанский тракт, увидели перед собой толпу.
Из толпы вышли трое вооружённых, и в одном из них Иван Наумович узнал Володимирова, того самого нижнесергинского грамотея, которого он посылал к Пугачёву с донесением и который отстал от товарищей под Уфой. Понял, что стал тот предателем.
— А ведь я тебя признал, Иван Белобородов!..
— Это пугачёвский атаман,— обратился он к солдатам.— Ведите его к самому полковнику Михельсону.
Два солдата взяли Ивана Наумовича под руки и повели в Казань.

Пленных пугачёвцев сажали в камеру секретной комиссии, которой руководил генерал-майор Потёмкин, человек грубый и жестокий.
В эту камеру втолкнули и Белобородова. Здесь он встретился с Минеевым, офицером-перебежчиком, и Канзафаром Усаевым. Вспомнили прежних соратников. Большинство их погибло. Егафар Азлаев погиб под Казанью, Верхоланцев пропал без вести.
— А что с Салаватом?
— Салаватка дерётся в горах.
13 августа 1774 года Белобородова и Минеева вывели из камеры, сняли кандалы и под усиленным конвоем повели за город на Арское поле. Исхудавший, похожий на подростка, Минеев едва шёл, и хромой Иван Наумович вёл его под руку.
Среди поля стоял эшафот, а перед ним две шеренги солдат с поднятыми шпицрутенами¹. Военный чиновник поднялся на эшафот и прочитал приговор: Белобородов приговаривался к ста ударам кнутом и отсечению головы, Минеев — к тысяче ударов шпицрутенами. Это было равносильно смертной казни.
Минеев стоял без кровинки в лице и смотрел на застывшие ряды солдат, сквозь строй которых ему предстояло пройти десять раз.
— Не смерть страшна, страшно, что цели своей не достигли,— прошептал он.
— Прощай, сынок.
Иван Наумович поцеловал юношу в холодные губы и поднялся на эшафот. Подъехал Потёмкин и крикнул палачу:
— До смерти не забивай.
Через час Иван Наумович очнулся на рогоже, рядом с ним лежал окровавленный труп Минеева.
Когда зажили раны, его повезли в Москву под усиленным конвоем драгун. На одной из остановок телегу окружила гурьба ребятишек, и детская ручонка протянула пленнику шаньгу. До глубины души тронула старого воина детская ласка. Вспомнил своих дочек.
5 сентября в Москве, на Болотной площади, была назначена казнь. Выбрали нарочно базарный день. Старый человек с трудом взошёл по ступеням, поклонился на все четыре стороны народу, снял кафтан и положил седую голову на дубовую скамью...
Так кончил свою славную жизнь доблестный полководец народной армии пугачёвский полковник Иван Белобородов, наш земляк.

А Пугачёв был ещё жив, и войско его не уменьшалось, а увеличивалось. Однако это была уже не прежняя воинская сила — казаки, заводские люди и лихая башкирская конница.
Многие полегли в жестоких боях под Татищевой, Троицком, Казанью.
Но крестьяне по-прежнему шли к Пугачёву. Вождь народа, он хорошо знал, чего хочет крестьянин. Крестьяне жгли помещичьи усадьбы, делили помещичье имущество и создавали мятежные отряды. В короткий срок пугачёвцы овладели городами Курмышем, Алатырем, Пензой, Саратовым. Пугачёв шёл вниз по Волге. Крестьянская война разгоралась. Помещики бежали из насиженных гнёзд. Царским двором в Петербурге овладела паника. Но шла затяжная война с Турцией, и лучшие воинские части действовали на турецком фронте.
Как только был подписан мирный договор, огромная армия была двинута против Пугачёва. Теперь ему пришлось спасаться бегством.
Последнее сражение, которое он дал правительственным войскам над Чёрным Яром, кончилось поражением. Лишь с небольшим отрядом удалось Пугачёву переправиться на другой берег Волги. Но среди его сообщников уже созрел против него заговор. Выдав царским властям Пугачёва, они думали сохранить себе жизнь.
10 января 1775 года Пугачёва казнили в Москве при огромном стечении народа.
Мстительная Екатерина повелела разрушить станицу Зимовейскую, где родился Пугачёв, реку Яик назвать Урал, Яицкий городок — Уральском. Однако память о крестьянской войне и о Пугачёве нельзя было уничтожить.
Невозможно было потушить любовь народа к свободе. Особенно часто вспыхивали бунты у нас, на рабочем Урале. Таким, например, было в 1820-х годах Кыштымское восстание, когда рабочие захватили заводы в свои руки, восстание ревдинских углежогов в 1840 году и много других.
В 1905 году первая русская революция подняла народные массы против самодержавия, но подлинную свободу угнетённым дала только Великая Октябрьская революция. Народ стал хозяином своей судьбы. Не пропало то дело, за которое сражались и сложили головы Иван Белобородов и Емельян Пугачёв.
¹ Шпицрутены — длинные прутья, служившие для наказания в воинских частях.

Содержание

Зачин . . . 3
Снова за оружие . . . 4
Боевые успехи . . . 9
Первые неудачи . . . 14
С Пугачёвым и Салаватом . . . 17
На Казань! . . . 21
Расправа . . . 25

Боголюбов К. В.
Б 74 Пугачёвский атаман Иван Белобородов. Свердловск, Средне-Уральское книжное издательство, 1973.
32 с. с илл.
Книга в серии «Библиотечка юного историка» для внеклассного чтения, адресуемая школьникам средних классов, рассказывает о крестьянской войне под предводительством Пугачёва.
66—075
Б М158(03)—73 75—73
9(с17)

Константин Васильевич Боголюбов
ПУГАЧЁВСКИЙ АТАМАН ИВАН БЕЛОБОРОДОВ
Редактор Л. Золотарёва. Художник А. Лебедев. Художественный редактор Я. Чернихов. Технический редактор Л. Голобокова. Корректор Е. Журавлёва.
Сдано в набор 28/V 1973 г. Подписано в печать 12/IX 1973 г.
НС 22782. Бумага тип. № 2. Формат 70×108/₃₂. Уч.-изд. л. 1,2. Усл. печ. л. 1,4. Тираж 33 000. Заказ 236. Цена 6 коп.
Средне-Уральское книжное издательство, Свердловск, Малышева, 24. Типография изд-ва «Уральский рабочий», Свердловск, проспект Ленина, 49.

6 коп.

БИБЛИОТЕЧКА ЮНОГО ИСТОРИКА

СВЕРДЛОВСК
СРЕДНЕ-УРАЛЬСКОЕ КНИЖНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1973

1, 2

Вход на сайт

Поиск

Календарь

Друзья сайта

Книги об Урале

Пугачёвский атаман (2)